— И надо сказать, — воскликнул судья, — в изложении чертовски двусмысленном. Все это пустые слова, при желании их можно истолковать в противоположном смысле.
Министр улыбнулся.
— Это… хм… это как раз и удобно…
— Но в таком случае какую пользу принесёт подобное определение? Вы ведь сами, господин министр, вспоминали о Нюрнбергском процессе. Вы ведь сами хотели, чтобы была найдена солидная база, на которой бы строилось неопровержимое право людей. Религиозный дух! Неужели вы надеетесь, что та же Россия согласится с подобным определением, какими бы комментариями мы его ни снабдили? Это все равно, что нам бы предложили признать, как универсальное, определение Энгельса, которое, право же, не менее точноПошли бы мы на это?
— Дорогой мой, — возразил министр, — в порыве страсти вы говорите как римский правовед. Теоретически вы, может быть, тысячу раз правы. Но практически быть правым в политике ещё ничего не значит, и вы это сами отлично понимаете. Мы должны срочно решить некий вопрос. Этот вопрос не имеет международного значения, он касается лишь племени тропи и нашей текстильной промышленности. Наличие религиозного духа, как я вам уже говорил, — предложение, вполне приемлемое для большинства членов английского парламента. Предложение неполное, согласен. Но ошибочно ли оно? Нет. Оно даёт нам возможность проверить на практике, произошло ли с тропи именно то, о чем вы говорите, то есть вырвались ли они из природы, стали ли независимыми, противопоставили ли себя ей и так далее и тому подобное. Не так ли?
— Да… Но как раз… А вдруг у тропи не окажется ни малейшего признака религиозного духа, тогда что? Они не носят даже амулетов…
— По-моему, эта сторона дела не должна нас беспокоить… Всему своё время. Я виделся также с профессором Рэмполом. У него, если не ошибаюсь, есть замечания весьма разумные. Возможно, они помогут решить этот вопрос немедленно. А если мы предложим парламенту определение, не спорю, куда более полное, менее двусмысленное, но которое вызовет бесконечные дискуссии, поправки, отклонения sine die[24], мы никогда не добьёмся положительного результата. Да и пользы это никому не принесёт: ни тропи, ни обвиняемому, ни британскому правосудию, ни даже правам человека. Вспомните-ка пословицу: «Для того чтобы приготовить рагу из зайца, надо иметь зайца». Не следует ускорять события, поверьте мне. Удовольствуемся тем, чего можно добиться сейчас. Остальное придёт в своё время. Доказательством тому вся история Англии.
Предсказание лорда-хранителя печати оправдалось. На основании доклада комиссии Саммера, после небольших поправок, парламент принял статьи следующего закона:
Статья I. Человека отличает от животного наличие религиозного духа.
Статья II. Основными признаками религиозного духа являются (в нисходящем порядке): Вера в Бога, Наука, Искусство во всех своих проявлениях; различные религии, философские школы во всех своих проявлениях; фетишизм, тотемы и табу, магия, колдовство во всех своих проявлениях; ритуальное людоедство в его проявлениях.
Статья III. Всякое одушевлённое существо, которое обладает хотя бы одним из признаков, перечисленных в статье II, признается членом человеческого общества, и личность его гарантируется на всей территории Соединённого Королевства всеми законами, записанными в последней Декларации прав человека.
Как только закон был принят голосованием, один интерпеллянт, известный своими связями с крупной текстильной промышленностью, запросил парламент о дальнейшей судьбе тропи.
Ему ответили, что, по мнению правительства, этот вопрос не может рассматриваться сейчас в парламенте, ибо подобное обсуждение оказало бы незаконное давление на ещё не законченный судебный процесс.
Но интерпеллянт решительно выступил против такой точки зрения.
Он спросил: «В том случае, если бы Шотландия, подобно Ирландии, решила отделиться (вещь, конечно, невообразимая), сформировала бы временное правительство и объявила себя независимой, отказался бы парламент рассматривать шотландский вопрос лишь на том основании, что в Эдинбурге не окончен ещё процесс некоего мистера Макмиша, обвиняемого в оскорблении королевской власти, хотя было бы ясно, что решения, принятые за или против независимости Шотландии, могли бы значительно повлиять на судьбу уже упомянутого Макмиша?»
Он сказал далее, что убийство одного из тропи и законный статут племени тропи — совершенно разные вещи и зависят они друг от друга не более, чем судьба Соединённого Королевства от процесса какого-то шотландца. Что, напротив, парламент обязан решать этот вопрос в первую очередь с точки зрения гуманности и лишь потом — с точки зрения экономической и национальной.
Депутат оппозиции ответил ему, что такое разделение было бы необоснованным и искусственным. Нельзя, заявил он, сравнивать второочередной вопрос о статуте племени тропи, фактически полуживотного, с обсуждением вопроса о единстве Королевства, не терпящим отлагательств. К тому же, спросил он, разве может к чему-нибудь обязать Австралию или Новую Гвинею статут тропи, принятый в Лондоне?
Но интерпеллянт напомнил, что Великобритания не раз заставляла считаться со своим мнением не только доминионы, но и иностранные государства, когда там слишком явно попирался принцип гуманности.
Что же касается срочности решения вопроса, заявил он далее, то разве может благородный человек считать спасение целого племени от рабства, которым ему открыто угрожают, второочередным вопросом?
После оживлённой дискуссии было единогласно решено просить комиссию Саммера продолжить работу со специальной целью изучения вопроса о тропи. Однако было оговорено, что принятие статута тропи ни в коем случае не должно входить в компетенцию лондонского парламента. При случае он лишь выработает «проект» и представит его на рассмотрение в ООН, а также правительствам Австралии и Новой Гвинеи.
Комиссия, в состав которой вошёл в качестве эксперта по вопросу психологии примитивных народов сэр Питер Рэмпол, по очереди выслушала мнение Крепса, Диллигена, Вилли, супругов Грим и прочих антропологов, имевших возможность наблюдать поведение тропи со времени их прибытия в Лондон.
Поначалу казалось, что у тропи невозможно обнаружить ни малейших признаков религиозного духа. Не говоря уже об искусстве и науках, у них не было ни идолов, ни амулетов, ни татуировки, ни танцев, ни каких-либо других ритуальных обрядов. Правда, они хоронили своих мертвецов, но точно так же, как хоронят их многие виды животных, большинство из которых зарывают даже свои экскременты, инстинктивно избегая опасности гниения или просто стараясь уничтожить свои следы. Никаких погребальных обрядов у тропи заметить не удалось.
К людоедству у них не оказалось ни малейшей склонности. Они никогда не поедали друг друга и не пытались с этой целью похитить или заманить человека. Они не покушались даже на носильщиков-папуасов, к которым сразу же почувствовали антипатию.
Выслушав эти неутешительные показания, комиссия поручила сэру Питеру Рэмполу совместно с сэром Артуром тщательно изучить их и постараться, если возможно, обнаружить более обнадёживающий признак. Сэр Кеннет в достаточно туманных выражениях дал понять психологу, что было бы крайне желательным обнаружить подобный признак — конечно, не в ущерб истине.
На следующем заседании сэр Питер заявил, что, внимательно изучив сообщения учёных-антропологов, они с сэром Артуром пришли к весьма важному выводу.
— Мы имеем в виду, — сказал он, — каннибализм. Людоедство, даже в тех редких случаях, когда целью его является утоление голода или гурманство, есть не что иное, как ритуальный обряд.
К сожалению, у тропи не удалось обнаружить никакой склонности к людоедству.
К счастью, папуасы не проявили по отношению к ним такой же сдержанности: они не раз устраивали тайные пиршества, на которых ели мясо тропи.
Обращаем ваше внимание на тот факт, что все эти пиршества происходили втайне.
А раз они происходили втайне, папуасы, видимо, либо вообще хотели скрыть это обстоятельство от белых, либо сохранить от белых в тайне обряды и церемонии, сопровождающие их ритуальные пиршества.
Естественно, папуасы не принимали бы таких предосторожностей, если бы собирались полакомиться просто дичью. Следовательно, тропоедство было для них ритуальным пиршеством и ели они не мясо животных, но мясо людей.
Тут сэр Питер сделал эффектную паузу, а затем продолжал:
— Это лишь симптом. Мы, безусловно, не имеем оснований доверять инстинкту папуасов больше, нежели наблюдениям, которые в течение полугода вели над тропи наши виднейшие учёные.
Но в то же время мы не можем и не считаться с инстинктами папуасов. Мы должны принять их в расчёт, поскольку это — инстинкты людей, которые по психологии своей гораздо ближе нас с вами к первобытным людям и благодаря этому могут скорее, чем мы, уловить в другом существе признаки примитивного мышления.